Давно он не припоминал такой теплой осени.
Натуральное бабье лето. Периодически рассматривая вокруг по летнему одетых, а скорее не достаточно одетых дам, неожиданно подумалось об глубинно-истинной причине прозвища последнего куска тепла перед длинной Темнотой.
Очутившись в районе Сухаревки, где периодически из глубины памяти выскакивал древний топоним «Колхозная» (наверно у тех, кто застал «жизнь за царя» когда-то возникали подобные аллюзии только наоборот, примерно как у ленинградцев-петербуржцев, хотя знать что может откуда то всплывать у тех, кто нашли себе обобщающе-примеряющее «питерцы», он знать не мог. Он не был ими ) в очередной раз шел мимо одного из последних нетронутых артефактов советского периода - известной чебуречной. Зашёл.
Впервые сюда он попал незадолго до Олимпиады. Той, что не зимняя. Интерьер конечно уже не тот. Обновили за столько лет. Но концепт не изменился - жри стоя - и точка. Не хуй тут рассиживаться, чай не дома.
Тогда это было повсеместно в так называемом общепите. Ему и тогда это напоминало конюшни, где тоже все ели стоя. И что характерно, тоже не жаловались.
А вот ассортимент напитков стал другой. Какой точно был тогда, он не помнил, пиво наверняка было «Жигулёвское» а водка «Столичная». Да и не пил он это в те времена. Восхождение на Олимп начиналось, как правило, с портвейна, а точнее, с напитка так именуемого. Потом уже была Она. Родимая. И к ней как лекарство и дополнение Оно. Пенное. Но это было потом.
Остались неизменными они - чебуреки. Горячие, жирные, сочные, с бульоном внутри. Взял парочку. Наверно почти такие же как в 1979 …
Тысячи девятьсот семьдесят девятый. Прабабушка была ещё жива. Последний год. Помнится рассказывала как ее первый муж на первой мировой военной спецоперации сбил натовский австрийский аэроплан. Потом случился февраль семнадцатого и она наблюдала как в Яузе радостный разбуженный всеми, начиная от декабристов и Герцена, народ топил жандармов. Баграми. Вода ещё ледяная была. Февраль всё-таки. По осени на Полянке на нее наехал грузовик с выпившими балтийскими матросами и сломанное плечо болело то и дело с возрастом к перемене погоды.
Ее рассказы о встрече с дедушкой Лениным тогда воспринимались аналогично если бы она с Александром Македонским бы говорила или с Иваном Грозным. Какие-то мифические герои, один из которых собственной персоной возлежал в самом центре града на всеобщее обозрение. А сейчас как-то понимаешь что тогда прошло то всего пятьдесят с небольшим. Современник фактически был дед то …
Чебурек желательно надкусить и отхлебнуть оттуда бульон, так и сытнее и не обольёшься лишний раз как свинтус.
Семьдесят девятый. Тогда больше всего боялись китайцев. После недавнего Даманского. Американцев кстати не боялись. Буржуины - капиталисты. Но понятные, в отличии от азиатов малохольных. Джинсы, Мальборо, жевачка, Джон Рид.
Что вот любопытно, НАТО было уже тогда. В «Крокодиле» постоянно печатались карикатуры с крючконосыми военными обязательно в солнечных черных очках, и где-нибудь приписка NATO. А при прабабке была Антанта. ГОЭРЛО. НЭП. ВЧК-ОГПУ.
Ну НЭП и у нас опять недавно был. Но вроде сплыл. НАТО одно осталось. Видимо как с ним родился, так и с ним …. Хоть бы переименовали чтоли. Обратно в Антанту.
Семьдесят девятый. Помнится летом у тетки в деревне два раза в неделю он ходил три километра туда и обратно в соседнее село. За хлебом. Хлеб привозили из райцентра по вторникам и пятницам. В самой деревне колхоз к тому времени уже загнулся. Кто уехал. Кто состарился. Большинство умерло. От нее Родимой. Так было принято считать.
Помнится тогда, идя за хлебушком, он размышлял над болтовней одноклассников. Класс был наполовину мажорским, и некоторые рассказывали как с родичами жили зарубежом. Чаще где-то в Африке. Где Бонифаций на каникулах прохлаждался. Как местные Максимки периодически растаскивали в порту контейнеры с различным имуществом, поставляемым благородным дружеским советским народом. Но контейнеры вновь приплывали.
И поднимаясь по косогору, он думал почему в далёкую Африку можно везти заранее безвозмездные дары, а в Тверской области хлеб ежедневно продавать видимо сложнее…
Деревни той уже нет. Исключена из списка поселений в 2002. Как и некоторые другие окрестные поселения аборигенов. В отличии от Африки.
Отхлебнул чёрный чай. В пакетике. Не «Три слона». Тот подушистее был. Но пойдёт. Тоже блять гурман выискался. Ещё Принцессы Нури тебе тут налей. С тыквенным латте.
Семьдесят девятый. Тогда он увидел первый и последний раз Владимира Семеновича. Вблизи. Недолго, минут пятнадцать-двадцать. Он не понравился ему. Детей не обмануть. Не соответствие оболочки с начинкой.
Потом, когда речь заходила о жившем с надрывом, предпочитал лучше промолчать.
В том же году начнется специальная военная спецоперация за Речкой. В Афганистане. То, что это именно там, вслух начали говорить уже позже. А тогда просто приходили цинковые гробы и без лишней ненужной суеты и шумихи их быстро предавали ей, уже не Родимой а Родной.
Тогда правда белых Приор ещё не было, но писдеть лишнее и тогда остерегались. Это потом уже Горби разбаловал всех, но ненадолго.
Ну-с. Неплохие оказались чебуреки. Где-то у кавказцев он ел и по сочнее и румянее, но эти просто классические. Дёшево. Вкусно. Сытно. А больше и не надо. Не Новиков, ну и слава богу.
Он вышел, закрыв за собой дверь вместе с порталом в прошлое.
К вечеру все же не тепло уже. И с бабами тоже всегда так.




“Прочь, - сказал я себе, - прочь от этих подмигивающих мадонн, обманутых солдатами...”