Лукиныч своим вдохновенным повествованием о наполнении пещеристых тел в Перекрёстке, расшевелил мою старческую память. И вспомнил, а ведь было … очень давно, происходило перевозбуждение. И кстати через ткань. Ничто не ново в этом самом прекрасном из всех миров.

Была зима. Союз советских доживал последний полный год. Но никто об этом не знал ещё.
Северное зимнее море оттенков серой стали. Гарнизонный госпиталь, в который незадолго до наступления нового года, загремел с пневмонией ваш покорный слуга.
В канун предстоящего торжества народ в палате собрал коллоквиум на тему «Порядок и условия проведения торжественного праздничного мероприятия». Один ленинградец вызвался кинуть весть в культурную столицу. Призыв о помощи.
Через пару дней пришла весточка: Поезд номер … вагон.. у проводницы заберите. Несколько бутылок водки, портвейн, сервелат и мандарины.
Проблема нарисовалась в том, что поезд прибывал к нам за полночь. А госпиталь, как военная часть, имел КПП и отделения на ночь закрывались.
Генштаб принял решение - проведение спецоперации. Вызвалось двое. Для этого у бабки кастелянши раздобыли одежду. Из чего было. Когда героев спасителей увидели в их новом амплуа - ржали все. Непонятные зипуны. Громадные валенки и какие-то старые папахи. Толи ходоки к Ленину толи махновцы из советских комедий.
Выброска происходила по простыням, причём один писданулся с высоты третьего этажа. Но это Север детка. Сугробы в три метра. Две тени перемахнули через забор, вернувшись через час с гостиницами, рассказывав, как от них шарахались ночные пассажиры на вокзале, включая и ментов.
И грянул Новый Год. Куранты. Последний президент той страны. У некоторых как и у Ситича наступил год демобилизации. Ура блять. К часу ночи нажрались все. Чечены в комнате отдыха дали писдов армянам. Древние кавказские обычаи.

Забегая вперёд, в ту ночь дежурной медсестрой была Лена. Леночка. Нежная хорошенькая двадцати летняя девочка брюнетка с тёплыми влажными глазами, с манерой халат носить почти на голое тело. И с папой каким-то полковником.
Ситич решил сходить покурить и нетвердой походкой направился на лестницу. Проходя мимо процедурной заметил через полуоткрытую дверь свет и какую-то возню. Открыл дверь.
На кушетке лежала Лена. То, что это она, я понял по ее изящным стройным ногам. Ну откуда в два ночи в отделении могли взяться такие ножки?
Сверху на Лене лежал Эдгар.
Эдгар был латыш бульдозерист. Ростом 170 и в ширину 170. Ощущение было, что его из чурбана какого-то дуба наспех вытесали топором.
Застенчивый молчаливый простой латышский работяга. С невероятной силой.
Штаны от пижамы у него были спущены до колен, и он в сатиновых синих трусах пытался производить фрикции. Куда-то в Лену.
Может быть на латвийских хуторах так принято. В первую брачную - через трусы. Все обычаи народов мира невозможно знать.
Посмотрев на все это, решил продолжить движение дальше, как тут из-под латыша показалось красное лицо Елены:
- Сити! Спаси! Пожалуйста!!!!
В голове как-то отстраненно но живописно пронеслось: Утро. Лена. Папа полковник. Военная прокуратура. Трибунал по статье за изнасилование.
Латыш как насильник, ты как соучастник. Зон вокруг до фига и ехать недалеко нужно. С учетом специфики статьи, там из нас самих Лен сделают.
Надо спасать. Легко сказать. Такого борова хрен сдвинешь.
- Эдгар суко! Слезь с нее!!! Ну нахер!!!
К счастью мимо в курилку проходили два матроса.
С помощью моряков - североморцев удалось снять с девушки латышского стрелка , ревущего как арденский вепрь на ломаном русском:
- Пустите!!! Я хочу ее!!!!
Лена. Без халата. Закусанная губа. Белые юные груди с торчащими светло-розовыми сосками. Тёмный пушок между худощавых матовых ляжек… Кто-то явно ее не хуево напоил …

Тут с Эдгара слетели трусы и всем предстал на обозрение багровый набухший прибалтийский член.
Не в силах это лицезреть, потащили его прочь, напихав ему пару раз за обидные выражения в наш адрес. Дотащили , связали простынями и влили стакан водки в этого депутата Балтики. Ну ка спи бля!
Пока тащили , вязали , еще выпили - устали.
Покурить так и не покурили с этим балтийским мачо. Пошли. Ну епт твою мать…
Обнимая дочь полковника, с ней лежал лениградец. Этот гад уже успел раздеться. Полностью. И вроде как со стороны там даже прослеживалась какая-то взаимная симпатия. Чтоли. Но нам было не до хуйни. Питерца сняли с военно-медицинского тела, тоже дали малость в торец и оттащили к латышу. Моряки тащили блокадника, Ситич следом нес его шмотки.
Блять. Так дело не пойдёт. Взял портвейн и одеяло. И пошел обратно. Девушка вроде пришла в себя как-то. Уже в трусах.
- Лен. Счастье мое. Выпей. И спи. Одеялом укройся, чтоб не замёрзнуть. Все хорошо?
- Даааа ….
- Просьба. Ничего не было. Договорились?
- Да. Я поняла… Спасибо…
Поцеловал в лоб. В губы. Влажный полуоткрытый рот.
Укрыл одеялом.
Вышел. Закрыл процедурную на ключ и положил себе в карман.
Спустя время доебались:
- А ключ от процедурной у тебя?
- Да. Ключ от Лены у меня.
- Открой ….
- Х…й вам а не Лена. Вы вообще озверели совсем?! Спать писдуйте.
На всякий случай один морячок подежурил возле процедурной. На дембель вовремя хотелось не тока Ситичу. От пьяной солдатни чего угодно можно было ожидать пока не угомонятся. Надежда на флот.
Ситич достал и посмотрел на ключ. Вспомнил грудь, соски, изгиб бедра, прикушенную губу. И убрал. Ключ. Его ждали дома.

На утро сводка по госпиталю что там кто-то выпал из окна. В хирургии упал в лестничный пролёт. В офтальмологии обпились денатурата. В инфекционном подрались засранцы. Только в психиатрии и у нас в терапии без происшествий.
Потом все делали вид, что ничего не было.
Эдгар, проспавшись, долго извинялся и благодарил, что не дали совершить поступок, не свойственный латышскому характеру.
Потом он молча проходил каждый раз мимо Лены, краснея и багровея.